Я хочу быть понят моей страной,
А не буду понят — что ж?!
По родной стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.

Маяковский — какой он? Бунтарь? Тонкий лирик? Ранимый и беззащитный? Он разный, неожиданный, яркий, живой. Личность Маяковского — феномен сложнейший и загадочный. Театрализация, карнавализация Маяковского, ярко проявившиеся в его раннем творчестве, интересно проинтерпретирована Е. Эткиндом, как утверждение косвенного высказывания, что, однако, вступает в противоречие с установкой Маяковского на прямое высказывание, показывает противоречивость его творческой личности.

Психологическую подоплёку «карнавальности» и «масочности» в ранней поэзии Маяковского можно определить словами Ф. Ницше как «нежелание быть распятым». Значимость категории творческой личности обусловлена в случае с Маяковским и эстетикой футуризма, и обусловленность эта также носит парадоксальный характер: «Прямолинейный формализм литературного символа веры русских футуристов неизбежно влёк их поэзию к антитезе формализма — к “непрожеванному крику” души, к беззастенчивой искренности», — писал Р. Якобсон [2].

Владимир Маяковский, при унаследованных от отца-лесничего крупно вылепленных чертах лица и огромном росте, сохранял в своей пластике что то от переростка, так и не научившись как следует владеть своим телом. Нечто размашисто-щенячье было в его манере поведения. Вероятно, поэтому ему так подошла кличка Щен, которой он подписывал послания к Лиле Брик. Пройдёт ещё не один год до того, как он, начав зарабатывать на своих стихах и великолепных новаторских идеях рекламиста, превратится в артистичного, элегантного, одетого соответственно своему уретральному рангу вождя молодого человека и отправится покорять мир [3]. «Маяковский воспринимал мир, действительность, предметы, людей очень остро, я бы даже сказала - гиперболично. Но острота его зрения, хотя была очень индивидуальна, в отличие от Пастернака, не была оторвана от представлений, мыслей, ассоциаций других людей, очень общедоступна. У Маяковского все сравнения очень неожиданны, а вместе с тем понимаешь — это именно твоё определение, твоя ассоциация, только ты не додумывалась, не умела обозначить именно так мысль, предмет, действие… А сами его определения так ярки и остры, что понимаешь: это именно так, иначе и быть не может». Так его описывала Полонская в своих воспоминаниях [1].

В. В. Маяковский вошёл в литературу как участник футуристических выступлений, и отношение критики к нему в первые годы его творчества неотделимо от отношения к футуризму в целом, которое было негативным. Заглавия статей о футуристах говорят сами за себя: «Клоуны в литературе», «Рыцари ослиного хвоста», «Вечер скоморохов», «Спектакль футуристов: Кто сумасшедшие — футуристы или публика?» [6]. Однако после появления первых футуристических сборников вдумчивые наблюдатели литературной жизни сделали попытки рассмотреть футуризм и его представителей как новое явление в литературе и поэзии.

Из сердца старое вытри. Улицы — наши кисти.

Площади — наши палитры.

Книгой времени

тысячелистой

революции дни не воспеты.

На улицы, футуристы,

барабанщики и поэты!

1918

Если бы не футуристы с их идеей обновления, вероятно, не было бы современной техники, автомобилей, зарождавшейся авиации, электроники и первого полёта человека в космос. Игра слов и звуков, простота геометрических фигур и непритязательность цветовой гаммы картин-плакатов являлись для футуристов неотъемлемыми инструментами разрушения всего старого и омертвелого, что все ещё сохранялось и удерживалось в искусстве и жизни анальной фазы развития. Футуристы стали первыми, кто вынес поэзию из интимных кабинетов в многотысячные залы, эпатажным и даже подчас вульгарным поведением раздавая «пощёчины общественному вкусу» [3].

Следует обратить внимание на тот факт, что как поэт и деятель искусства, являвшийся основателем и руководителем литературных групп (ЛЕФ, НОВЫЙ ЛЕФ, РЕФ) В. В. Маяковский со временем «перерастал» пределы этих течений. Большинство современников это видело и понимало, не случайно на многие совещания, проводимые по вопросам искусства и литературы, которые проводились в 1920 е годы различными руководящими организациями, Маяковского приглашали индивидуально, без указания представляемой им группировки [4]. Маяковский восторженно принял русскую революцию. Намаявшись с царской цензурой, изрядно сокращавшей его стихи и поэмы, готовящиеся к изданию, Владимир Владимирович — первоклассный оратор, участвуя в митингах, во весь голос заявлял о том, что теперь искусство свободно от политики и «отделено от государства». Успех окрыляет Владимира Маяковского, и он продолжает экспансию в другие виды искусства: театр и кинематограф. Протест его героя против окружающей буржуазной действительности становится все более социально осмысленным. От гневно-презрительных «Нате!» и «Вам!» он переходит к всесторонней критике современности. Программным произведением в дооктябрьском творчестве Маяковского стала поэма-тетраптих «Облако в штанах» (1914 — 1915), идейный смысл которой сам поэт определил как лозунговое «Долой вашу любовь! Долой ваш строй! Долой ваше искусство! Долой вашу религию!». К этому тут же прибавился ещё клич — «Долой вашу войну!»: начавшаяся мировая война, прославленная ура-патриотами, усилила процесс отчуждения поэта в мире торгашества и насилия [3].

Если в 1920 е годы не только критики, но и многие поэты упрекали В. В. Маяковского за снижение высокой поэзии до повседневных будничных тем, то взгляд на поэзию В. В. Маяковского в начале 30 х годов вырабатывался в ожесточённой полемике, в столкновении различных, порой взаимоисключающих точек зрения. Одна из интерпретаций творчества поэта, заявившая о себе ещё в 1920 е годы, связанна с вульгарно-социологическим подходом к литературе, и особенно ясно проявилась в позиции РАППа. Рапповцами был подвергнут резкой критики его первый сборник стихов для маленьких читателей «Маяковский — детям», вышедший в 1931 г. Критиками не было принято такое безобидное, казалось бы, стихотворение, как «Что такое хорошо…», поскольку в нём «аккуратность берётся главным признаком «хорошести», и вся вещь построена на прославлении «благовоспитанных мальчиков», под понятие которых с большим правом подойдут дети нэпманов, чем рабочих». Известна инструкция московского облполитпросвета 1930 г., разосланная по библиотекам. Она предписывала внести в список книг, подлежащих изъятию, «всё, написанное Маяковским для детей — как непонятное, идеологически неприемлемое и возбуждающее педагогически отрицательные эмоции» [5].

В 1935 году, после резолюции Сталина на письме Л. Ю. Брик, начался период мифологизации творчества поэта, многие стороны творчества Маяковского, которые не соответствовали идеологии, не принимались во внимание. Так, по идеологическим причинам в советском литературоведении не рассматривался объективно вопрос «Маяковский и русский футуризм», поскольку весь авангард, начиная с 1930 х годов у нас в стране, был объявлен продуктом упадка и разложения буржуазного общества. Маяковский воспринимался как политический поэт, воспевавший советскую власть и коммунистическую партию. Особое внимание при изучении творчества поэта уделялось социальным мотивам [4].

Начиная с 1950 х годов, творчество поэта становится объектом научного анализа, о творчестве Маяковского издаются статьи, монографии, защищаются кандидатские и докторские диссертации, которые заложили фундамент отечественного маяковсковедения. В названный период времени поднимаются проблемы периодизации творчества поэта, возникают споры при определении жанра (лирика, эпос или лирический эпос), направления (романтизм или реализм), проблематики творчества (тема раздвоения, бунт или что то иное) [4].

Настоящий Маяковский — гениальный лирик, с огромной силой выразивший трагедию человеческого существования, неприкаянность, одиночество человека, затерянного в необъятных просторах холодной, необжитой вселенной. Сомневался, нужен ли он людям?

Какими Голиафами я зачат —

такой большой

и такой ненужный?

Бенедикт Сарнов хорошо сказал однажды: «Но на самом деле людям нужен, жизненно необходим этот пламень падучей звезды, время от времени прорезающий непроглядную тьму беспросветной вселенской ночи. Зачем — то она нужна нам — поэзия, эта пресволочнейшая штуковина, из-за которой во веки веков люди мучаются, страдают, влюбляются, стреляются, которую сколько ни убивай, как ни борись с ней, как ни наступай ей на горло, а она — существует, и ни в зуб ногой!» [7].

Маяковский прожил короткую жизнь, но он оставил потомкам такое громадное наследство, которого хватит ещё на многие поколения. Ему его творчеством удалось схватить нерв современности, найти самые главные слова и формы их выражения, в которых нуждались, нуждаются и будут нуждаться люди всей планеты [3].

Слушайте, товарищи потомки,

агитатора, горлана — главаря.

Заглуша поэзии потоки,

я шагну через лирические томики,

как живой с живыми говоря.

Литература

  1. Полонская В. Воспоминания о В. Маяковском. Серебряный век. Мемуары. М., 1990.
  2. Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997. 5 / Эткинд Е. Г. Там, внутри // Эткинд Е. Г. Психопоэтика. С-Пб, 2005. С. 511—568.
  3. Фронтцек С. Владимир Маяковский. Режим доступа (на 02.2015): http://www.yburlan.ru/biblioteka/vladimir-mayakovskii-chast-pervaya.
  4. Покотыло М. В. Маяковский. Судьба поэта: особенности восприятия творчества поэта. Режим доступа (на 02.2015): http://jurnal.org/articles/2010/fill20.html
  5. Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора 1929-1953. С-Пб, 2000. — 213 с.
  6. В. Н. Дядичева В. В. Маяковский: pro et contra / Сост., вступ. статья, коммент. — СПб, РХГА, 2006. (Русский Путь).
  7. Сарнов Б. Заодно с гением, М. НО «Издательский центр «Москвоведение», 2014. — 247 с.
  8. Чернов С. В. Гений как художник, как мыслитель, как творец // Психология и Психотехника. 2011. № 1. С.34-44.
  9. Чернов С. В. Новый взгляд на природу гениальности // Психология и Психотехника. 2015. № 2. С.159-174. DOI: 10.7256/2070-8955.2015.2.14131.

 Источник: Лемешева Ю. В. Маяковский. Был и остаётся // Научные труды Института Непрерывного Профессионального Образования. 2015. № 5. С. 403-406.