III

В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него – никто.
Оноре де Бальзак

В биографиях гениальных людей мы часто встречаем интересные совпадения, которые наше внимание просто отказывается пропустить. Вершина французской литературы – Оноре де Бальзак (род. 30 мая 1799 года) и национальный российский гений Александр Сергеевич Пушкин (род. 6 июня 1799 года) появились на свет почти одновременно – разница в возрасте минимальна и составляет всего несколько дней. Есть и ещё одно интересное совпадение: «В бытность свою в Одессе Пушкин увлёкся Каролиной Собаньской, родной сестрой Эвелины Ганской³⁷, в те годы, когда ни Пушкин, ни Ганская ещё не могли иметь и представления о Бальзаке. Едва ли это увлечение Пушкина было серьёзным… Как выяснилось впоследствии, Каролина Собаньская была шпионом, в Одессе она следила за декабристами, но, несмотря на свои заслуги перед русским престолом, была выслана Николаем I, получившим сведения, что она развивает шпионскую деятельность в третьем направлении. Нравственный уровень этих обеих аристократок был очень низок. И если знакомство Пушкина со старшей сестрой прошло почти бесследно, то близость Бальзака с младшей запечатлелась во всей его жизни бесплодным миражом»³⁸.

На этом сходство биографий русского и французского национальных гениев заканчивается. Если в тридцать лет Пушкин уже один из самых известных поэтов России, законодатель литературных предпочтений образованной публики, поддержка для молодых литературных талантов; то во Франции никто ещё не знает Бальзака, – в двадцать лет – голодранца, проживающего на чердаке в одном из парижских доходных домов, а в тридцать – неудавшегося предпринимателя и спекулятора, который вынужден рассчитываться с крупными долгами*, поставив на службу этому своё перо. Если Пушкин вошёл в русскую литературу словно комета, и в невероятно короткие сроки стал одним из самых читаемых поэтов и писателей России, то Бальзак долго, тяжело и неравномерно шёл к своему успеху. Вот уже более десяти лет этот молодой человек трудится, как каторжный на литературном парижском рынке и не гнушается никакой литературной подёнщины. Но он совершенно точно знает уже, и давно уже знает, что он будет великим писателем Франции. Он знает уже, что «всякий, кто хочет сделать крупное дело, должен избрать себе действительно крупный объект», но он не видит ещё, ещё не нащупал этого объекта, того объекта, который позволит ему совершить настоящий переворот не только во французской литературе, но и в литературе мировой. Но вот к 1833 году Бальзак находит, наконец, этот свой объект, который становится для него «Абсолютом». Младшая сестра писателя, Лора Сюрвиль, которую Бальзак всегда искренне любил, обращался к ней за советами, делился жизненными и литературными планами, вспоминает, что однажды Бальзак зашёл к ней и радостно воскликнул: «Поздравьте меня, я на верном пути к тому, чтобы стать гением», а затем изложил ей свой грандиозный план.

«Он решил создать “вторую Францию”, – общество, подобное тому, в котором он жил, – с его тружениками и бездельниками, врачами и нотариусами, ростовщиками, банкирами, каторжниками и художниками. Общество это должно быть изображено в серии романов, связанных друг с другом общими действующими лицами, постоянно возвращающимися в каждый новый роман из предыдущего. Приём “возвращения персонажей” был применён уже с 1834 года, в “Отце Горио”, и проведён во всех последовавших затем романах. Отныне Бальзак пишет одно произведение, состоящее из множества отдельных романов. Это произведение он назвал сначала “Этюдами о XIX веке” или “Этюдами о нравах”, а затем в 1843 году назвал окончательно “Человеческой комедией”»³⁹.

Бальзак действительно нашёл объект под стать своему таланту, а «Человеческая комедия» обессмертила его гений. Бальзак всегда знал, что это будет, но до поры до времени не знал, как это будет. Если хорошенько вдуматься в саму грандиозность этой идеи, то будет понятно, что такое под силу только человеку из рода гениев, каждый из которых в напряжённых трудах ищет и обязательно находит, кто раньше, а кто позже, этот свой уникальный, неповторимый, неподражаемый «абсолют», – творческий продукт своего гения. Без малого двадцать лет, как один день, Бальзак выписывает, именно выписывает, свою «Человеческую комедию», где каждое слово, каждая фраза, каждый абзац стократно просеиваются сквозь предельно плотное сито авторской критики гения. Бальзак месяцами не выходит из своего рабочего кабинета, оставляя лишь не более пяти-шести часов в сутки на сон и несколько минут на обед. А для того, чтобы быть все время в тонусе и отогнать вполне естественные позывы ко сну он выпивает за сутки может быть сорок, а может и пятьдесят чашек кофе. Кто же их считал? Зато его произведения можно подсчитать. Семьдесят четыре романа, не считая новелл и многочисленных очерков, написаны Бальзаком в эти неполные двадцать лет. 

Трудно сказать в каком возрасте это произошло, но несомненно, что уже в отроческие годы Оноре Бальзак совершенно точно и определённо узнал, что он будет писателем, и, узнав это, уже никогда собственно не отступал от этой цели, не сходил с избранного пути, хотя «блужданий» было немало. Даже когда он пытался переключиться на другую, не связанную с писательским трудом деятельность, а это неоднократно случалось в его жизни, неумолимое Провидение отбирало у него все возможности этим другим заниматься, уничтожало саму возможность таких занятий, и вновь усаживало его к письменному столу. И это происходило в соответствии с законом, который сам Бальзак многократно изложил в своих произведениях, тем законом, «согласно которому человек – мастер в своей сфере – становится тупицей, когда пытается проникнуть в сферу ему чуждую»⁴⁰. Впрочем, похоже, что сам Бальзак был только счастлив в связи с подобным развитием событий. Во всяком случае, его многочисленные коммерческие, политические и иные прожекты, которые рушились один за другим, не только не влияли отрицательно на его творческую деятельность, напротив, эти неудачи, которые начисто бы стёрли волю другого человека, и низвергли бы кого другого на самое дно жизни, только стимулировали трудоспособность, формировали талант и всемерно способствовали становлению гения Бальзака. И снова мы слышим слова Бальзака: «В трудах я забываю свои горести, труд – моё спасение».

Опыт многотрудной жизни Бальзака подтверждает ещё один закон: при стечении благоприятных обстоятельств даже кухарка может стать успешным политиком, а простой и никому не известный офицер – императором, но гений никогда не сможет продвинуться ни в политике, ни в карьере, ни в коммерции. Ведь это не его назначение. Но Бальзак будто бы этого не знает, будто бы он сам не писал о том, что истинный художник и светское общество несовместимы, что гений совершенно бездарен в тех делах, где других ждёт богатство и успех. Однако сам упрямо нарушает узрённые им законы. В 1848 году Бальзак баллотировался в депутаты Временного правительства Франции, но его кандидатура провалилась, а в 1849 году кандидатура Бальзака в Академию была забаллотирована аж дважды⁴¹. Но вот что исключительным образом характеризует Бальзака – в 1839 году он снял свою кандидатуру в Академию в пользу Виктора Гюго. Грандиозные коммерческие предприятия разных лет (организация типографии, попытка спекуляции земельными участками, Сардинские серебряные рудники) не приносят ему ничего, кроме колоссальных долгов, и Бальзаку «приходится штопать вновь и вновь возникающую прореху в мешке долгов, который он обречён тащить на себе всю свою жизнь»⁴². Но каждый раз, после очередного провала, Провидение вновь усаживает гения за рабочий стол – сиди, трудись – в этом все твоё назначение, и надобно исполнять его! – как будто говорит Оно ему. И Бальзак трудится изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год: «Всегда одно и тоже: ночь за ночью, и всё новые тома! И то, что я хочу воздвигнуть, столь возвышенно и необъятно». «Когда я не работаю над моими рукописями, я размышляю о моих планах, а когда не размышляю и не пишу, тогда я держу корректуру. В этом и есть моя жизнь». И в этом творческом порыве, в этом героическом труде, в который Бальзак погружается весь и без остатка, ничто ему уже не мешает, ничто не может его остановить или повернуть вспять. «Пусть другие раздумывают над его свойствами, восхваляют его или издеваются над ним, он идёт вперёд – прямой, храбрый, весёлый, беззаботный, минуя все препятствия и горести, с беспечностью стихии»⁴³.

Говоря о коммерческих предприятиях Бальзака, необходимо учитывать, что для него в этих начинаниях руководил не обычный в этих случаях инстинкт к обогащению, который правит людьми в их предпринимательской деятельности. В этом Бальзак видел лишь возможность финансовой независимости от семьи своих родителей, что, как он полагал, позволило бы ему спокойно предаваться своим литературным трудам. «Ах, будь у меня корм, – восклицает Бальзак, – поскорее удрал бы в свою конуру и писал бы книги, которые, быть может, останутся жить!»⁴⁴. Как и большинство других молодых людей, Бальзак думает о твёрдом положении в обществе, но только лишь «как о средстве к литературному успеху»⁴⁵. Лора Сюрвиль, сестра писателя, описывая коммерческие опыты Бальзака, ни один из которых, как мы знаем, не увенчался успехом, задаёт в своих мемуарах правомерный вопрос: «…не развился ли его талант именно под влиянием несчастья? Будь Бальзак богат и счастлив, сделался ли бы он пытливым исследователем человечества, смог бы узнать все его тайны, обнажить все чувства и с такой высоты судить о его бедствиях? Эта прозорливость великого человека, позволившая ему охватить все стороны человеческого духа, не куплена ли ценою многих страданий и постоянных горестей?»⁴⁶. Но при этом возникает ещё один немаловажный вопрос, что случилось бы с Бальзаком, если бы одно из его коммерческих предприятий обогатило бы его, а ведь это было более чем возможно. Ответ здесь может быть только один – в этом случае человечество никогда не узнало бы такого великого французского писателя как Оноре де Бальзак.

Богатство и успех губят талант, – тот талант, который сам притягивает к себе и успех и богатство. И только один гений способен противостоять удобствам богатства и обманчивому блеску успеха, – гений отталкивает их, и Провидение стоит здесь на страже. Провидение оберегает гения от печальной судьбы таланта, который, начиная купаться в лучах славы и лоснящийся от довольства преимуществами преуспевания и безбедной жизни, сам себя губит, предавая свой талант в угоду успеху, славе и богатству. Судьба ведёт талант от блеска к забвению. С гением все иначе. Провидение даёт гению возможность приобрести необходимый ему опыт жизни и практической деятельности, но как только этого опыта становится достаточно, или жизнь гения начинает противоречить его назначению, происходит нечто такое, что гений не может не вернуться к своим трудам. Иначе и быть не может, ведь гений находится под особым водительством духа.

Известно, что сам Бальзак называл себя доктором социальных наук, а объектом его исследования, по его собственным словам являлись: человек, общество, человечество. Поистине грандиозный объект – под стать грандиозному уму, каким и обладал этот «могучий и неутомимый труженик, этот философ, этот мыслитель, этот поэт, этот гений…»⁴⁷.

Бальзак прожил очень недолгую жизнь, но он создал целый мир и прожил тысячи жизней, и этот мир был для него даже более реален, чем то место в своём кабинете, с которого этот мир был сотворён. В произведениях Бальзака выведено более двух тысяч персонажей, каждый из которых имеет цельный характер, причём характер не застывший, не статуарный, а претерпевающий своё становление от произведения к произведению, собственно так же, как это и происходит в жизни. Как подходят к Бальзаку следующие слова Генриха Гейне: «В созданиях всех великих поэтов, в сущности, нет второстепенных персонажей, каждое действующее лицо есть на своём месте главный герой». Многие писатели обладают свойством персонификации, т. е. способностью перевоплощаться в своих героев и с огромной силой переживать всё происходящее с ними. Так, например, Гюстав Флобер, утверждал, что героиня его романа Жанна Бовари – это и есть он сам: «Жанна Бовари – это Я!», и, описывая её смерть от яда, сам почувствовал признаки отравления и вынужден был обратиться к врачу. Александр Дюма носил траур и со слезами на глазах говорил: «Сегодня умер мой Портос!», в тот день, когда описал смерть своего любимого героя. Но для Бальзака, созданный им мир был не просто персонификацией, он был более чем реален. Для Бальзака все его герои были реальными и живыми людьми, со всеми их достоинствами и недостатками, озарениями и предрассудками, преступлениями и великими деяниями и он ни сколько бы не удивился, если бы его герои стали вдруг наносить ему визиты. Очевидцы рассказывают, что в бреду, перед смертью Бальзак призывал Ораса Бьяншона, врача, которого в своей «Человеческой комедии» он заставлял творить чудеса: «Будь Бьяншон здесь, он бы меня спас!»⁴⁸. И Бальзак действительно этому верил, призывал и ждал своего Бьяншона, так же как он верил и ждал своего Христа!

Пьер Сиприо назвал Бальзака «католиком из добропорядочности»⁴⁹, видимо, желая этим подчеркнуть очень своеобразное отношение писателя к религии. В другом месте Сиприо пишет: «Бальзак никогда не смешивал понятие христианской веры и католицизм. Христианская вера, выражающая учение Иисуса, принадлежит Богу, посланницей которого она и является. В этом суть мистических сочинений Бальзака, которые словно фантастические лестницы, ведут от земли к небу. Но существует и католицизм, принадлежащий человеку. Сущность церкви открывалась Бальзаку в леденящих душу видениях. <…> …подобно Лютеру он видел, как легко присваивала она мирское богатство и на какие жестокости была способна, “пускаясь во все тяжкие и развязывая войны, дабы устроить подобие всемирного потопа”.<…> Но Христос по-прежнему несёт мирозданию свет, и один лишь Господь Бог позволяет познавать движение людей и светил, столь беспорядочное, если смотреть с земли»⁵⁰.

Действительно, все это видел и не мог не видеть Бальзак. Но вот чего не заметил никто даже из самых маститых исследователей творчества Бальзака, так это совершенно особого, наивно-восторженно-детского и потому не только откровенного, но и самого верного, отношения Бальзака к личности Самого Иисуса Христа, – такого отношения, которое мы находим только лишь в самих Евангелиях. Это редкое чувствование Иисуса Христа, – и Бога, и человека, в неразрывности этого единства, такое чувствование, как будто бы сам Бальзак не раз сталкивался с Самим Иисусом Христом, говорил с ним и проводил с ним достаточно длительное время.

В 1830 году в трёх номерах парижской газеты «Силуэт» вышел очерк с привлекающим внимание названием «О художниках». В этом очерке молодой и ещё никому неизвестный Оноре Бальзак проводит исключительное по своей содержательности исследование личности и особенностей творчества истинного художника-творца. Это небольшое произведение, носящее все признаки небольшого философского трактата, имеет ещё и ту ценность, что выделяет важнейшие моменты творческого акта гения – самого Оноре де Бальзака. Но речь сейчас не об этом. В названном очерке сам Бальзак рассматривает художника и как творца и как творение, а величайший образец высшей добродетели для Бальзака ни кто иной, как Сам Иисус Христос: «Человек и Бог: сначала человек, потом Бог; человек для большинства, Бог для немногих, оставшихся ему верными; непонятый, а потом обожаемый всеми; и, наконец, ставший Богом, лишь приняв крещение в собственной крови»⁵¹. Христос для Бальзака – истинный образец истины, любви и жертвенности, а гений – это тот, кто вослед за Христом, сознавая того или не осознавая, осуществляет «апостольское служение», которое, подкрепляемое верой художника в свой гений, вместе с тем «навлекает на них тяжкое обвинение, выдвигаемое против них всеми людьми неспособными мыслить»⁵². Важно отметить, что в этих словах чувствуется уже глубокое понимание той роли, которое имеет в творчестве гения религиозное чувство, которое мы называем верой. Вера не просто символ, не просто отношение, вера для Бальзака очень реальная, ощутимая и весомая связь человека с Самим Богом. Художник – это творение и творец, – говорит Бальзак, – это «апостол некоей истины», жребий его предопределён Всевышним, и все достоинства его творчества есть ни что иное, как путь, который он открывает для всех, для всех без исключения живущих на земле людей. И кто способен видеть, тот увидит, что Бальзак очень реально и вместе с тем очень тонко не только чувствует, но и причастен этой связи и тому пути, о котором автор только пока намекает, ещё не умея или пока не желая сказать об этом яснее. Но уже очень скоро Бальзак выскажется об этом уже более прозрачно и вполне определённо – в новелле «Иисус Христос во Фландрии»⁵³. Поистине, у гения и не может быть иначе.

Несмотря на всю свою мягкость, редкостную житейскую непоследовательность, неосмотрительную откровенность, нежную чувствительность и чисто «детскую» наивность, Оноре де Бальзак вдруг начинает проявлять необычную силу и непреклонность характера тогда, когда дело касается его призвания. Того призвания, о котором сам Бальзак всегда знал и всегда в него верил и в девятнадцатилетнем и в тридцатилетнем возрасте: «Я убеждён, что мне предстоит выразить некую идею, создать систему, заложить основы науки»⁵⁴. «Существуют призвания, которым нужно следовать, и некая непреодолимая сила гонит меня вперёд, навстречу славе и могуществу»⁵⁵.

Всегда очень отзывчивый Бальзак становится вдруг непреклонным и несговорчивым, до дерзости смелым и независимым, предельно ответственным и до неправдоподобия честным, фанатически требовательным к себе и ко всем остальным, когда дело касается его творчества, его трудов и сохранения чистоты его идей. Мы знаем уже, какое значение Бальзак придавал своим корректурам, в которых он не просто исправляет, «но полностью перерабатывает и заново пишет свою книгу»⁵⁶. «Когда однажды некий редактор журнала осмеливается опубликовать продолжение романа, не дождавшись получения бесчисленных корректур и окончательной авторской визы, Бальзак навсегда порывает с ним отношения»⁵⁷.

Когда дело касается его творчества, Бальзак непреклонен, это камень, который непросто сдвинуть с места. В то время, когда толпы кредиторов разыскивали его по всему Парижу, он отказывается от выгодного предложения издателя, который хотел приобрести право пожизненно издавать сочинения писателя. А ведь Бальзак, в случае его согласия на это предложение не только смог бы погасить свои огромные долги, но и получил бы постоянный и стабильный доход и избавился бы от необходимости поисков издателей для своих сочинений. А вот ещё один характерный пример. В марте 1840 года на сцене театра «Порт–Сен–Мартен» состоялась премьера пьесы Бальзака «Вотрен», успех которой был предрешён, но произошла трагедия, о которой вспоминает Лора Сюрвиль:

«Актёр, коему была поручена главная роль, без ведома директора и автора в сцене, где Вотрен появляется в облике мексиканского генерала, возымел идею скопировать одну весьма могущественную особу. Оноре сейчас же понял, что пьесу запретят. Я знала, на чем основан успех спектакля. Обеспокоенная взрывом, который должно было произвести крушение всех надежд брата, я наутро побежала к нему на улицу Решильё, где он снимал комнату, и нашла его в жестокой лихорадке. Я перевезла его к себе, чтобы удобнее было за ним ухаживать. <…> Приехал г-н… и сказал брату, что берёт на себя труд добиться для него хорошего возмещения убытков, если он согласится взять обратно «Вотрена», не дожидаясь мер со стороны властей, коим неприятно их предпринимать. – Милостивый государь, – отвечал ему брат, – запрещение «Вотрена» причинило бы мне большой ущерб, но я не приму денег в возмещение несправедливости; пусть мою пьесу запрещают, но сам я её из театра не заберу»⁵⁸.

И это в то время, когда Бальзак имел крупные долги. Вряд ли кто из талантливых драматургов тех времён отказался бы от такого предложения. Но не таков был Бальзак, он никогда не шёл на компромисс в тех случаях, когда дело касалось его дела, его творчества, его авторской чести. Действительно, каждый гениальный человек всегда способен на поступок, такой поступок, который может перечеркнуть все его общественные достижения, разрушить карьеру, привести к финансовому краху, но который охранит его гений. И гений всегда предпочтёт последнее, тогда как таланту недоступны такие свершения, ведь преуспевание – это и есть главная его цель. Талант продаётся, гений – никогда!

По крайней мере в своих произведениях («Луи Ламбер»⁵⁹ и «Поиски абсолюта»⁶⁰) Бальзак вывел в образах главных героев самого себя. И это, безусловно, гениальные персонажи. Один из них, Луи Ламбер – вначале уникально одарённый ребёнок, а впоследствии – мистический гений, высказывающий пусть спорные, но, вне всякого сомнения, гениальные идеи о Боге, человеке и устройстве мироздания. Другой, Вальтасар Клаас – богатый голландский дворянин, счастливый в своей любви к прекрасной жене и детям, и сам вполне окружённый ответной любовью, но который, однако, увлёкшись алхимическими опытами, в непрерывных поисках Абсолюта забывает о своих обязанностях мужа, отца, рачительного хозяина, что и приводит в конечном итоге имение в упадок, жену – к преждевременной смерти, а самого гениального алхимика – к издевательствам и насмешкам толпы. В образе Клааса в одном лице соединились средневековый алхимик, учёный нового времени, феноменальный маньяк и гений. Эти персонажи уникальны, а их судьбы так же трагичны как и судьбы многих гениальных людей в их реальной жизни. Оба этих героя, – как Луи Ламбер, все более и более погружающийся в созерцание сущего в его бытии, так и Вальтасар Клаас, месяцами не выходивший из своей лаборатории, устроенной на мансарде, – также жертвенны, так же неистовы в своих трудах, также не могут, даже если бы и хотели, изменить назначению своему, как и сам автор, давший им жизнь. И если бы сам Бальзак не трудился бы столь самозабвенно, как Вальтасар Клаас, не был бы также беспредельно жертвенен ко всему, что не относится к создаваемому его сознанием миру, как Луи Ламбер, то трудно было бы поверить, что такое упоение трудом, такая отрешённость сознания от всего внешнего и временного, вообще возможна. Оба произведения, как «Луи Ламбер», так и «Поиски Абсолюта», занимают центральное место в «Философских этюдах», «Человеческой комедии», и по праву, поскольку по сути своей они посвящены ни чему иному, как литературно-философскому исследованию человеческого гения, проведённого на примере гения Бальзака самим его обладателем – Оноре де Бальзаком.

Бальзак создал не только «Человеческую комедию», он создал особый прецедент в истории человеческого гения, который можно назвать феноменом Бальзака, – уникальный нравственный и воспитательный пример. Не только в своих трудах, но своим уникальным во всей мировой истории примером безумно напряжённого труда, Бальзак показал высочайшую роль труда как такового, который может и должен быть исключительной ценностью для личности и настоящим смыслом человеческой жизни. Только лишь этот его великий трудовой подвиг, а также его личный пример, который со всей очевидностью показывает, что человеческий гений – есть становящееся, великий Оноре де Бальзак навечно останется в анналах всемирной истории человеческого гения.