Печать
Категория: Философская школа, 2019, №9
Просмотров: 1288

Аннотация. В статье показана эволюция идеи С.С. Брюхоненко осуществить искусственное кровообращение теплокровного животного: от опытов с поддержанием жизни изолированной головы собаки (1925) до попыток оживления человека (1940–1952). Но господствовавшие в СССР в середине ХХ в. физиологические взгляды на танатогенез привели к тому, что эти попытки оказались безуспешными. Идею С.С. Брюхоненко, которую можно назвать гениальной, современники ее автора трансформировали в различных направлениях: Н.Н. Теребинский – в хирургию сердца под контролем зрения (1940), В.П. Демихов – в создание механического сердца (1937) и пересадку биологического сердца (1946), В.А. Неговский – в технологию оживления человека в периоде агонии или клинической смерти (1943) и в создание реаниматологии (1962). Однако многие врачи и учёные, осуществлявшие эксперименты с искусственным кровообращением, не поднимали в своих трудах нравственные и этические вопросы этой идеи и разработанных на её основе технологий поддержания жизни изолированных частей тела, пересадки жизненно-важных органов, оживления человека. Эти вопросы, ответы на которые не столь очевидны, как это может показаться на первый взгляд, впервые высказал А.Р. Беляев в своем романе «Голова профессора Доуэля» (1938). Именно нравственные и этические стороны гениальных идей являются тем фактором, который призван сдерживать их осуществление на практике, поскольку подобные технологии касаются жизни не только конкретного человека, но и всего человечества.

Ключевые слова: гениальность, история медицины, идея искусственного кровообращения, С.С. Брюхоненко (1890-1960), Н.Н. Теребинский (1880-1959), А.Р. Беляев (1884-1942), нравственные аспекты научного открытия, В.П. Демихов (1916-1998), В.А. Неговский (1909-2003), технология искусственного кровообращения, создание реаниматологии.

Так гибнут замыслы с размахом,

вначале обещавшие успех,

от долгих проволочек…

 

William Shakespeare

Истоки гениальности непредсказуемы. Гениальным мы называем то, что непонятно, откуда взялось, и непонятно, как сделано. Поэтому высокое искусство всегда гениально. Когда медицина проходит стадии ремесла и науки, она превращается в искусство, а его носителей называют гениями.

Сегодня любой обыватель имеет представление об операциях внутри остановленного сердца. Однако лишь врачи и перенёсшие операцию больные знают, что эта технология называется «искусственное кровообращение».

Но врачи и больные даже не догадываются, что истоки гениальной идеи искусственного кровообращения надо искать в тифозных бараках времён Первой мировой и Гражданской войн.

 

Рождение идеи: Сергей Брюхоненко (1890-1960)

 

Сергей Брюхоненко окончил медицинский факультет Императорского Московского университета в канун Первой мировой войны и вскоре был призван в действующую армию. Война была затяжной, позиционной. Солдаты месяцами сидели в грязных окопах, о какой-либо гигиене говорить не приходилось, поэтому воюющие стороны несли огромные потери не только от оружия, но и от инфекционных заболеваний. Особенно свирепствовали тифы – брюшной, сыпной, возвратный. Слово «тиф» с греческого переводится как «дым», «туман» «помрачение сознания». Эти болезни протекают с нарушениями психики на фоне высокой температуры. Поэтому в годы Первой мировой войны большинство врачей, включая хирургов, работали инфекционистами. Не избежал этой участи и полковой врач Сергей Брюхоненко. Но применяемые в то время лекарства помогали мало, поэтому смертность больных тифом была высокой.

Мировая война закончилась, в России прогремели две революции, началась Гражданская война. Сергей поступил в Краснознамённый военный госпиталь в Лефортово (ныне – ГВКГ им. Н.Н. Бурденко МО РФ), где начал работать ассистентом на кафедре патологии и терапии 2-го Московского университета Кафедрой заведовал профессор Фёдор Андреев, прославившийся тем, что сумел оживить изолированное сердце человека спустя  сутки после того, как оно остановилось.

В начале 1920-х годов клиника, где работал Брюхоненко, приняла участие в ликвидации в Москве эпидемии сыпного тифа. По предложению Андреева Брюхоненко стал исследовать свойства крови сыпнотифозных больных и вскоре обнаружил, что различные вещества, особенно противосвертывающие, способны снижать температуру. Вводя их больным,  Брюхоненко в большинстве наблюдений добивался искусственного кризиса, а у ряда больных такая реакция приводила к излечению [4].

После установления такого необычного феномена возникла идея изучить влияние различных гуморальных факторов на терморегуляцию в эксперименте. Бродячих собак в то время было много. Отловить их не составляло особого труда. Но введение лекарств в периферические сосуды означало, что они будут разбавляться в кровотоке, разрушаться в печени, и лишь малое их количество достигнет головного мозга. Что же делать? Брюхоненко нашёл выход: надо отсоединить голову животного от туловища и вводить изучаемые препараты прямо в сосуды шеи! Но как сделать так, чтобы голова при этом жила? Ведь опыты должны быть хроническими...

В литературе, в том числе – медицинской, устоялось мнение о том, что аппарат для обеспечения кровообращения в изолированной голове собаки, который получил название «автожектор», Брюхоненко придумал первый. Но это не так. В работе, опубликованной в 1928 году и посвящённой созданию автожектора, Брюхоненко перечислил 12 его прототипов. Такие аппараты для изучения функции изолированных органов физиологи стали изобретать еще в XIX веке. Пробовали оживлять и отделённую от туловища голову, но без противосвёртывающих препаратов опыты заканчивались летально.

У Брюхоненко всё сошлось: его врождённый талант инженера (инженером был его отец), изобретённый им оригинальный «самоподдерживавший ритм» автожектор и изучаемые препараты, обладавшие противосвёртывающими свойствами. Для насыщения кислородом циркулирующей вне организма крови были приспособлены раздуваемые мехом легкие другой собаки [5].

И случилось чудо: поставив перед собой цель – воздействовать на температурный центр больного лихорадкой, Брюхоненко придумал метод, при помощи которого можно было не просто прокачивать кровь через сосуды головы, а возвращать ей жизнь! Отделённая от туловища голова начинала моргать, высовывать язык, кусаться. Это была сенсация! Узнав о презентации опыта с «живой головой» в 1928 году на III Съезде физиологов СССР[1], английский писатель Бернард Шоу в шутку сказал, что он хотел бы завещать свою голову советскому учёному, чтобы тот оживил её после его смерти [4].

Но если можно оживить голову, то нельзя ли оживить весь организм? Оказалось, что можно. Брюхоненко выпускал из подопытного животного кровь, регистрировал остановку его сердца и прекращение дыхания. Медленно текли минуты, в течение которых собака не подавала признаков жизни. Затем в её сосуды вставляли канюли, подключенные к автожектору с донорской кровью и антитромбином. Аппарат включали. Через сосуды остановившегося сердца начинала течь насыщенная кислородом кровь. У казавшегося мёртвым животного сначала медленно, а потом всё быстрее сокращалось сердце. Собака делала вдох и начинала дышать, у неё появлялись рефлексы. Спустя некоторое время ожившее животное снимали с операционного стола. Лохматый пациент начинал пить, есть, ласкаться и вести жизнь обычной собаки с той лишь разницей, что ещё некоторое время назад не подавал признаков жизни! [6]

Брюхоненко понял, что стоит на пороге удивительного открытия: ведь если таким образом можно вернуть жизнь собаке, то точно так же можно оживить человека! Однако с человеком всё оказалось гораздо сложнее. Человеческий мозг оказался чувствительнее к недостатку кислорода и погибал раньше, чем начиналось оживление. Над этой проблемой Брюхоненко бился десять с лишним лет, но так ничего и не добился.

Ни одного доставленного в Институт неотложной помощи им. Н.В. Склифосовского умершего от болезни или погибшего в результате травмы человека ему оживить не удалось. Заметим, что минимальное время, прошедшее с момента регистрации смерти, составляло 15 минут, максимальное – 1,5 часа. У некоторых умерших начинали дрожать ресницы, розовели щёки, появлялся пульс, но всё прекращалось после того, как подключенный к оживляемому организму аппарат выключали.

В результате абсолютно гениальная и фантастическая даже для сегодняшнего времени идея зашла в тупик. И дело было не в автожекторе. В 1930-е годы в физиологии бытовало мнение о том, что после прекращения деятельности сердца и легких наступает глубокое угнетение (торможение) центральной нервной системы, которое может продолжаться в течение некоторого времени (какого точно, никто не знал). И если головной мозг, как считали учёные, каким-то образом удастся «растормозить», то проблема оживления целого организма будет решена.

Однако, хотя уже в 1940-е годы выяснилось, что это не так, только в начале 1950-х Брюхоненко переключил свое внимание на создание аппарата искусственного кровообращения для проведения операций внутри сердца и даже создал два таких прибора – для взрослых и детей. Но его время ушло: созданные им вручную аппараты конструктивно устарели и оказались никому не нужны, а среди авторов первого советского серийного аппарата искусственного кровообращения «АИК-57»  фамилия Брюхоненко не значится [4].

Справедливость была восстановлена в 1960 г., когда за труды по искусственному кровообращению Брюхоненко была присуждена Ленинская премия. Но в канун её присуждения Сергей Брюхоненко скончался.

Своей гениальной идеей возможности оживления человека при помощи искусственного кровообращения, а также высказанной им в 1928 году идеей проведения операций на сердце, Сергей Брюхоненко опередил время. Но выйти за пределы его физиологической парадигмы ему не удалось.

 

Развитие идеи: Николай Теребинский (1880-1959)

 

Но это удалось сделать хирургу Николаю Теребинскому. В начале ХХ века одна из хирургических кафедр медицинского факультета Московского университета, которой заведовал профессор Петр Дьяконов, в числе прочих проблем занималась хирургией сердца, а один из учеников Дьяконова, Николай Напалков, защитил первую в России диссертацию, посвящённую шву сердца и кровеносных сосудов в эксперименте.

Трудившийся на той же кафедре Теребинский, хотя и разрабатывал другие проблемы хирургии, заинтересовался возможностью проведения операций на сердце, и когда в середине 1920-х годов узнал об опытах Брюхоненко, поделился с ним своей идеей. А идея была проста: в условиях, когда жизнь организма собаки поддерживал аппарат, обеспечивающий кровообращение в её организме искусственно, нужно временно прекратить работу собачьего сердца, рассечь его стенку и выполнить вмешательство на клапанах. Реализация этой идеи открывала возможность оперировать внутри сердца под контролем зрения и тем самым спасать жизни людей, больное сердце которых не могли вылечить терапевты.

В конце 1926 г. – начале 1927 г. Сергей Брюхоненко с помощью Николая Теребинского провели серию опытов с временной остановкой биологического сердца на время, достаточное для выполнения вмешательства внутри него. Кровообращение в организме животного с остановленным сердцем в это время обеспечивал автожектор.

Результатом этих экспериментов стал вывод, сформулированный Брюхоненко в монографической статье, опубликованной им в 1928 году: «решение проблемы искусственного кровообращения ставит на очередь проблему хирургии сердца» [7]. Проведённое нами исследование показало, что в то время об этом никто в мире ещё не говорил [4].

Но после этих опытов научные интересы Брюхоненко и Теребинского разошлись. Брюхоненко, как это было показано выше, занялся проблемой оживления, а Теребинский принялся оперировать животных на сердце в условиях искусственного кровообращения, моделируя у собак под контролем зрения пороки клапанов сердца и устраняя их при повторных операциях.

После нескольких сотен опытов Теребинский написал и в 1940 г. издал небольшую книжку, посвящённую доступам к предсердно-желудочковым клапанам сердца [14]. В ней он описал технику применённого им искусственного кровообращения аппаратом Брюхоненко и проведённые операции по моделированию и устранению сердечных пороков.

Ни в одной другой стране такой технологии тогда не было. Первый аппарат искусственного кровообращения в США был сконструирован только в 1937 году. Поэтому эксперименты Теребинского были первыми в мире [3].

Но началась Великая Отечественная война. О хирургии пороков сердца советским хирургам пришлось на время забыть. Николай Теребинский стал ведущим хирургом крупного военного госпиталя, в котором много оперировал. Известно, что Теребинский ампутировал конечности Алексею Маресьеву, после чего выдающийся лётчик вернулся в строй, был удостоен звания Героя Советского Союза и прожил долгую жизнь.

В то же время американские хирурги, на чью землю не падали снаряды и бомбы, продолжали исследования. В 1946 году они выпустили серийный аппарат искусственного кровообращения, при помощи которого в 1953 году первые в мире стали оперировать на сердце под контролем зрения.

Повлияли ли на них работы Брюхоненко и Теребинского? Нет, не повлияли. В годы Второй мировой войны в США были разработаны свои аппараты искусственного кровообращения и технологии вмешательств внутри сердца.

Но: благодаря книге Теребинского, которую он подарил Александру Бакулеву, в 1948 году в нашей стране начались операции на сердце по закрытым методикам. В 1955 году коллеги удостоили Николая Теребинского самой высокой для советского хирурга чести: его избрали председателем Всесоюзного съезда хирургов. Но гениальный хирург в это время был уже тяжело болен и отказался от такого знака внимания.

И только в 1957 году Александр Вишневский провёл первые в стране операции внутри сердца.

 

Научное предвидение: Александр Беляев (1884-1942)

 

Существует мифологема, что роман «Голова профессора Доуэля» Александр Беляев написал под впечатлением демонстрации оживлённой головы собаки Сергея Брюхоненко. Но это всего лишь миф.

Впервые рассказ под таким названием увидел свет в 1925 году в нескольких номерах журнала «Всемирный следопыт». И хотя автожектор к этому времени уже был сконструирован, ни публикаций о нём, ни его презентаций к моменту выхода рассказа ещё не было. Так что во время написания рассказа его автор знать об изобретении Брюхоненко не мог.

Идея описать жизнь головы, отделённой от туловища, пришла к писателю во время его болезни, когда страдавший туберкулёзом позвоночника и закованный в гипс Беляев месяцами лежал в постели, не чувствуя своего тела, так что жизнедеятельными оставались лишь его мозг и голова. Оставалось придумать аппарат, который поддерживал бы её жизнь, и сюжет, где главными героями выступали врач-хирург, сохранивший голову и мозг своего учителя для корыстных целей, и разоблачившая его ассистентка.

Аппараты, подобные тому, который описал Беляев, к 1920-м годам уже существовали (например, аппарат Макса Фрея и Макса Грубера, созданный в 1885 году), а сведения о них можно было найти в соответствующей литературе. Что же касается головы, отделённой от тела, то эти опыты в XIX в. проводил знаменитый французский физиолог Ш. Броун-Секар. Так что для создания рассказа Беляеву автожектор Брюхоненко был не нужен.

Действие рассказа происходит за рубежом. Его сюжет хорошо известен, так что мы его пересказывать не будем. Важно другое. С одной стороны, Беляев, вероятно, считал, что если бы осуществивший фантастический эксперимент с оживлением головы врач жил в СССР, то он обязательно должен был использовать его результаты в интересах общества, а не в личных и корыстных целях. С другой стороны, о существовании подобных технологий в СССР он не знал. Немаловажным для него была также возможность показать в личности доктора Керна пороки капиталистического общества, его антигуманное отношение к научной истине.

Через 13 лет по настоянию читателей и поклонников творчества Беляева рассказ был переделан в роман, который под тем же названием – «Голова профессора Доуэля» – был издан в 1938 году отдельной книгой [1], а в 1939 году на многочисленные вопросы о том, повлияли ли на создание романа работы Брюхоненко, Беляев отвечал отрицательно, называя свое детище «научным предвидением» [2].

Но в романе писатель-фантаст пошёл дальше физиологического эксперимента, описанного в рассказе: Беляев придумал, как сделать жизнь изолированной от туловища головы полноценной, предложив пересадить к ней туловище другого человека! Истоком этой идеи, со слов писателя, послужили опыты с пересадкой головы одной собаки на туловище другой горьковского профессора-фармаколога Н.П. Синицына [15].

И хотя анализ показал, что некоторые технические моменты, добавленные или исправленные в романе, могли быть взяты из публикаций Брюхоненко (например, антитромбин Доуэль-217), гениальную идею Беляева следует считать абсолютно оригинальной, не реализованной до сих пор и вряд ли могущей быть реализованной в ближайшем будущем.

И дело тут вовсе не в технических возможностях или хирургическом мастерстве. Доведя в романе идею поддержания жизни отделённой от туловища головы до логического конца, Беляев впервые поставил нравственные и этические вопросы трансплантации органов вообще и туловища к голове, в частности. Именно эти не решённые до сих пор вопросы являются основным препятствием реализации идеи Беляева в хирургической практике. А ведь он пошёл ещё дальше, предположив возможность реплантации туловища при неудаче первой операции.

В начале Великой Отечественной войны Александр Беляев жил под Ленинградом. Известно, что гитлеровцы, хорошо знавшие содержание этого и других его произведений, хотели захватить писателя в плен с его бумагами. Но в январе 1942 года Беляев умер.

В конце 2017 года фантастическая для ХХ века идея могла превратиться в реальность. Итальянский нейрохирург Серджио Канаверо объявил, что он готов пересадить туловище одного человека к голове другого. Это заявление, как и готовность россиянина Владимира Спиридонова предоставить для эксперимента свою голову, потрясло мир. Но потрясло не тем, что Канаверо безапелляционно заявил о разработанном им способе осуществить сращение у такой химеры спинного мозга, а тем, что хирург проигнорировал парамедицинские вопросы такой операции – нравственные, этические, социальные, религиозные, экономические и др.

Одни врачи и журналисты назвали Канаверо гением, другие – сумасшедшим. Дело закончилось тем, что целый ряд стран, включая, Италию, отказал хирургу в проведении операции, а вскоре и Владимир Спиридонов отказался от сомнительной перспективы стать первым в мире существом с пересаженным туловищем. Именно существом, потому что было совершенно непонятно, кто это будет в случае пересадки туловища женщины к голове мужчины, туловища взрослого к голове ребенка, туловища африканца к голове европейца и т.д. и т.п.

Но не случайно Канаверо говорил и писал о том, что с хирургической точки зрения препятствий к пересадке туловища одного теплокровного животного к голове другого нет. Дело в том, что эти эксперименты задолго до него проводили многие хирурги, включая уже упомянутого нами Н.П. Синицына и нескольких американцев. Но наибольшую известность получили эксперименты биолога Владимира Демихова, выполнившего уникальные опыты с пересадкой головы или передней половины тела одной собаки на туловище другой.

 

Трансформация идеи: Владимир Демихов (1916-1998)

 

В 1959 году мир был взбудоражен новостью, пришедшей из Германии. В декабре 1958 года в Берлине и Ляйпциге советский ученый Владимир Демихов, продемонстрировав виртуозную хирургическую технику, провёл несколько пересадок головы щенка с передними лапами на шею взрослой собаки. После пробуждения от наркоза пересаженная голова начинала жить самостоятельной жизнью: она открывала пасть, высовывала язык, лакала молоко, пробовала кусать за уши собаку-хозяина. 

Но врачей, социологов, богословов, писателей, философов, не говоря уже о простых обывателях, потрясли не сами опыты, а то, что Демихов, создав своих «двухголовых монстров», посмел вторгнуться в то, что Бог создал по своему образу и подобию. В то время, как нравственные проблемы пересадок, впервые сформулированные Беляевым, оказались незамеченными ни советской, ни мировой общественностью, моральная сторона опытов Демихова была обсуждена на европейском уровне и попала в прессу.

Однако дискуссия свелась к выводу о том, что такие эксперименты могли проводиться только в Советском Союзе, а их целью было создание нового человека. На богобоязненном и высоконравственном Западе такого в принципе не могло быть [8]. В случае с Канаверо оказалось, что могло.

Но, к сожалению, Владимир Демихов был биологом, а не врачом. Перед Великой Отечественной войной он окончил биологический факультет Московского университета по кафедре «физиология человека и животных», был призван в Красную армию и воевал в звании старшего лейтенанта административной службы в должности врача-специалиста патологоанатомической лаборатории, где наряду с аутопсиями занимался изучением проблемы шока. 

Вернувшись после демобилизации в конце 1945 года в Москву, он приступил к работе ассистентом кафедры физиологии Московского пушно-мехового института, где занялся совершенно новым для советской медицины направлением – пересадкой сердца и лёгких в эксперименте. Причём, не на сосуды шеи или бедра, как это до него делали американские и немецкие хирурги, а в грудную клетку животных, где эти органы могли выполнять свою функцию перекачивания крови и насыщения её кислородом.

Были ли эти первые в мире эксперименты по ортотопической пересадке жизненно-важных органов гениальными? Безусловно. Окружавшим Демихова ветеринарам было совершенно непонятно, как и откуда в голове бывшего патологоанатома родилась идея пересадки живых сердца и легких в грудную клетку собак, как непонятно и то, каким образом эти опыты проводились? Со стороны казалось, что Демихов либо сошёл с ума, либо на него сошло озарение свыше. Но всё было гораздо прозаичнее.   

Оказалось, что в 1935 году кафедра физиологии биологического факультета Воронежского университета, где до перевода в Московский университет учился Демихов, имела автожектор Брюхоненко, а сотрудники кафедры во главе с профессором Никифоровским проводили опыты по оживлению собак, аналогичные тем, которые в Москве проводил Брюхоненко. А вот следующее действительно непонятно.

В 1937 году студент-биолог 4-го курса Воронежского университета Владимир Демихов решил уменьшить автожектор до размеров биологического сердца и вставить его в грудную клетку собаки, заменив этим «пламенным мотором» собственное сердце животного. Сконструировав такое электромеханическое сердце из двух стальных насосов-желудочков и электромотора, с группой студентов-единомышленников и ассистентом кафедры по фамилии Феддер, Демихов провёл имплантацию получившегося устройства в грудную клетку животного, предварительно удалив у него его собственное сердце.

Замена была проведена так быстро, что собака с механическим сердцем ожила и подавала признаки жизни в течение 2,5 часов, после чего опыт был прекращён. Об этом в мае 1937 года Демихов рассказал на студенческой конференции, заметка о которой с восторженной реакцией на его доклад была напечатана в студенческой многотиражке. 

Известно, что в Воронеже в это время был Сергей Брюхоненко, который приехал, узнав о готовящемся эксперименте. Возможно даже, что он присутствовал при этом опыте. Во всяком случае, об оживленной при помощи изобретения Демихова собаке он рассказал воронежским врачам в июне, после чего уговорил талантливого студента перевестись в Московский университет, что Демихов и сделал. Известно также, что в Москве он подрабатывал у Брюхоненко, создав модель механического сердца, с которым собака жила 5 часов [9].

Что произошло далее между учителем и учеником, мы не знаем, но их научные пути разошлись. Брюхоненко продолжал занимался оживлением собак, приступив в 1940 году к оживлению людей, а Демихов обратился к проблеме пересадки сердца. Установлено, что в качестве дипломной работы, которую он написал перед войной, он выбрал тему пересадки сердца на сосуды шеи и даже сделал несколько опытов на кошках. Но поняв, что пересаженный на шею орган не выполняет своей насосной функции, отказался от этой идеи.

Потом началась война. Демихов выучился на патологоанатома и занялся боевой работой. А когда война окончилась, возобновил свои опыты, но стал пересаживать сердце животным уже не на шею, а в грудную клетку.

Так что, то, что сотрудникам Пушно-мехового института казалось необычным, на самом деле имело вполне конкретное объяснение. Непонятно другое. И здесь мы снова вторгаемся в невидимые простому глазу истоки и механизмы гениальности. Как в голову студенту 4-го курса могла прийти мысль создать имплантируемое механическое сердце, если никто в мире до сих пор его не создал? Как у 30-летнего врача-патологоанатома родилась идея пересадить сердце высокоорганизованного теплокровного животного в грудную клетку, если никто в мире до него этого не делал?

В 1960 году Демихов опубликовал монографию «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте», в которой описал все проведённые к этому времени опыты. Прочитав книгу, мы нашли в ней темы и материалы для трёх десятков диссертаций. И это в то время, когда автор ещё не был кандидатом наук! [10, 11, 12]. Нами также показано, что перевод этого уникального труда на английский язык, осуществлённый в 1962 (!) году, до сих пор широко цитируется в зарубежной литературе [16].

Судьба Демихова сложилась столь же драматично, как и судьба Брюхоненко. Опережая всех в мире своими исследованиями в 1940-е годы, в 1950-е он, истратив уйму времени на поиск биологических методов преодоления иммунологической несовместимости, не заметил, что поезд трансплантологии стал наполняться пассажирами, применявшими для достижения иммунологической толерантности не биологические, а фармакологические методики, а когда в 1960-е годы это понял, оказалось, что этот поезд ушёл далеко вперёд. И ушёл без него. А он, запланировавший в 1963 году сделать первую в мире пересадку сердца человеку, оказался со своими устаревшими идеями на обочине мировой науки.

Результат известен: в 1967 году первым в мире операцию пересадки изолированного сердца одного человеку в грудную клетку другого сделал  южноафриканский хирург Кристиан Барнард.

Опыты В.П. Демихова конца 1950-х годов закончились феноменальным результатом: на шее у собаки Пират пересаженная голова прожила 29 суток. И хотя некоторые хирурги отзывались об этом достижении положительно, пересадкой туловища к голове Демихов больше не занимался.

Получается, что мало быть генератором гениальных идей. Надо еще угадать, чтобы эти идеи родились в соответствующее им время и с соответствующими условиями для их осуществления.

 

Триумф идеи: Владимир Неговский (1909-2003)

 

С наличием таких условий больше повезло другому ученику Сергея Брюхоненко – Владимиру Неговскому. Придя в 1930-е годы после окончания медицинского института к Брюхоненко, Неговский так же, как и Демихов, не согласился с концепцией учителя о торможении центральной нервной системы во время умирания, а решил изучить процесс танатогенеза самостоятельно.

Решив пойти своим путём, Неговский написал письмо в Народный комиссариат здравоохранения СССР с просьбой организовать для него специальную научную лабораторию. Вскоре такая лаборатория была создана. И не где-нибудь, а при НИИ нейрохирургии, которым руководил профессор Николай Бурденко, будущий академик Академии наук СССР и первый президент Академии медицинских наук СССР. Изучив процесс умирания, Неговский обнаружил, что между остановкой сердца и смертью головного мозга проходит некоторое время, когда деятельность сердца можно восстановить без поражения мозга и с восстановлением его функции. Неговский назвал этот период «клинической смертью», а период, начинающийся вслед за гибелью мозга – «биологической смертью».

Оказалось, что в условиях нормотермии клиническая смерть длится 5–7 минут. После этого мозг теплокровного животного с сосудодвигательным и дыхательным центрами гибнет, и восстановить деятельность его сердца и легких уже нельзя. Именно поэтому у Брюхоненко, пытавшегося оживлять доставленных каретами скорой помощи людей с остановившимся сердцем, ничего не получилось: все пострадавшие были привезены в периоде биологической смерти. Интересно, что Александр Беляев предвидел это еще в 1938 году, назвав период между остановкой сердца и смертью мозга «смертной паузой» [1], а в 1939 году объяснил, в чём, по его мнению, могла заключалаться ошибка С.С. Брюхоненко [2].

После начала Великой Отечественной войны Неговский создал специальную группу для апробации результатов своих исследований в боевых условиях. С этой группой он выезжал на фронт, где пытался оживлять умиравших тяжелораненых красноармейцев. И в 1943 году ему это удалось. Впервые в мире на Западном фронте переливанием крови в артерию под давлением по направлению к сердцу с одновременным искусственным дыханием специальным мехом он оживил бойца, сердце которого остановилось в результате кровопотери.

В том же году Неговский защитил докторскую диссертацию, в которой описал свои опыты на животных по изучению танатогенеза и обосновал свой подход к оживлению, заключающийся в том, чтобы не ждать наступления смерти (как ждал Брюхоненко), а начинать мероприятия по оживлению до её наступления, то есть в периодах агонии или клинической смерти [13].

После войны лаборатория по оживлению перешла в структуру АМН СССР, Неговский и его сотрудники разработали различные способы восстановления деятельности сердца (в частности, дефибрилляцию) и аппаратуру для искусственной вентиляции лёгких, внедрили разработанные ими методы в клиническую практику, а мероприятия по оживлению назвали реанимационными.

Итогом 20-летней научной работы стало рождение в 1962 году новой медицинской науки – реаниматологии и создание реанимационных отделений во всех крупных больницах в нашей стране и за рубежом. Лаборатория по оживлению превратилась в крупный НИИ, Владимир Неговский стал лауреатом двух Государственных премий, был избран действительным членом Академии медицинских наук СССР и получил почётное звание «Рadre reanimazzione». После его кончины Институт общей реаниматологии РАН стал носить имя академика Неговского.

Но, возможно, что всех этих успехов могло бы и не быть, если бы в 1924 году бывший полковой врач Сергей Брюхоненко не изобрёл свой автожектор.

Но не получается ли тогда, что истоки гениальности предсказуемы?

 

Заключение

 

Так по-разному сложились судьбы людей, которые жили и творили в одно и то же время, сближаясь друг с другом, и отдаляясь друг от друга, черпая от коллег гениальные идеи, изумляя и заражая окружающих своей смелостью и безрассудностью, граничащими с сумасшествием.

Но, сопоставляя и анализируя описанные в статье изобретения, понимаешь, что одно не могло бы произойти без другого, что даже расхождение во взглядах может стать началом нового направления в науке. И что гибель одной идеи со временем может дать всходы другой.

Гениальная идея искусственного кровообращения Сергея Брюхоненко, родившаяся из наблюдений над тифозными больными, привела к опытам Николая Теребинского и хирургии открытого сердца в условиях искусственного кровообращения. Бесплодные попытки Брюхоненко оживить умерших блестяще реализовал Владимир Демихов созданием основ оперативной трансплантологии и вспомогательного кровообращения (механическое сердце), а Владимир Неговский – созданием реаниматологии.

Но все эти идеи соединил в мечтах и на бумаге Александр Беляев, впервые предложивший задуматься над нравственной и этической составляющей прорывных технологий в биологии и медицине, акцентировав внимание изобретателей и их последователей на простых вопросах: что есть человек, и для чего он пришёл в этот мир?

И если человек всесилен в своих идеях, то насколько он может быть всесилен в их осуществлении? Есть ли границы этого всесилия?

 

Список литературы

 

  1. Беляев А.Р. Голова профессора Доуэля. Л: Советский писатель, 1938.
  2. Беляев А. О моих работах // Детская литература. 1939; 5: 23–25,
  3. Богопольский П.М., Глянцев С.П. Николай Наумович Теребинский и его вклад в хирургию сердца (к 75-летию выхода в свет монографии «Материалы по изучению открытого доступа к атриовентрикулярным клапанам сердца») // Клиническая и экспериментальная хирургия. Журнал им. Б.В. Петровского. 2015; 3: 5–17.
  4. Богопольский П.М., Глянцев С.П., Логинов Д.Т. Сергей Сергеевич Брюхоненко – пионер создания метода искусственного кровообращения (к 125-летию со дня рождения) // Кардиология и сердечно-сосудистая хирургия. 2016; 6: 74–82.
  5. Брюхоненко С.С. Аппарат для искусственного кровообращения (теплокровных) // Изучение новых методов искусственного кровообращения и переливания крови / Под ред. О.А. Степпуна.  М., 1928.
  6. Брюхоненко С.С. Применение метода искусственного кровообращения для оживления организма // Сб. тр. / Ин-т эксп. физиологии и терапии. 1937; 1: 32–34.
  7. Брюхоненко С.С. Искусственное кровообращение целого организма (собаки) с выключенным сердцем // Изучение новых методов искусственного кровообращения и переливания крови / Под ред. О.А. Степпуна. М., 1928.
  8. Глянцев С.П. Феномен Демихова. В Первом МОЛМИ имени Сеченова (1956 – 1960). Первая командировка В.П. Демихова в Германию (декабрь 1958 г. – январь 1959 г.) «Круглый стол» газеты «StuttgarterZeitung» // Трансплантология. 2016; 1: 47–58.
  9. Глянцев С.П. Феномен Демихова. Трансплантология Демихова. Становление трансплантолога (1916–1947 гг.) От студента-биолога до врача-патологоанатома (1937–1945). В МПМИ (1946–1947) // Трансплантология. 2013; 3: 51–60.
  10. Глянцев С.П. Феномен Демихова. «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте» (1960). Гомопластическая пересадка органов: пересадка дополнительного сердца, пересадка сердца и лёгких // Трансплантология. 2017; 9(2): 153–163.
  11. Глянцев С.П. Феномен Демихова. «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте» (1960). Гомопластическая пересадка органов: изолированного сердца, изолированного лёгкого, почек, головы, половин туловища и целого туловища // Трансплантология. 2017; 9(3): 268–278.
  12. Демихов В.П. Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте. М.: Медгиз, 1960.
  13. Неговский В.А. Восстановление жизненных функций организма, находящегося в состоянии агонии или в периоде клинической смерти / Под ред. В. В. Парина. М.: Медгиз, 1943.
  14. Теребинский Н.Н. Материалы по изучению открытого доступа к атриовентрикулярным клапанам сердца. Экспериментальное исследование, М.-Л., 1940.
  15. Черемисова Д.А., Кордзая Е.Л. Глянцев С.П. Профессор Николай Петрович Синицын (1900-1972) как хирург и трансплантолог // Вестник трансплантологии и искусственных органов. 2017; 19(4): 151–158.
  16. Werner A., Глянцев С.П. Mонография В.П. Демихова «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте» (1960) в зарубежной научной печати (к 50-летию первой пересадки сердца человеку) // Трансплантология. 2017; 9(4): 360–370.

 

[1] Первая презентация опытов с изолированной головой была в 1926 г. на II Съезде физиологов СССР.

Источник: Глянцев С. П. Феномен гениальности: К вопросу о возникновении и развитии идеи искусственного кровообращения  //  Философская школа. – № 9. – 2019.  – С. 78–86. DOI.: 10.24411/2541-7673-2019-10931