Печать
Категория: Философская школа, 2017, №1
Просмотров: 1687

Аннотация. Евангельские темы пронизывают всю русскую поэзию чуть ли не с момента Крещения Руси. Со временем философское значение Учения Христа только возрастает. В настоящей работе известного московского поэта и философа Михаила Пластова представлено философско-поэтическое осмысление Евангельских сюжетов.

Ключевые слова: Иисус Христос, благая весть, синедрион, Понтий Пилат, Никодим, Иоанн Креститель, Иосиф, вера, истина, распятие.

I

 

ПОСЛАНИЕ АГЕНТА-ЛЕГАТА

НАЧАЛЬНИКУ ТАЙНОЙ СТРАЖИ

 

На Ваш запрос о слухах в Самарии,

Докладываю Вам, почтенный игемнон,

Что слух идёт об Анне и Марии,

Но, что пока не подтвердился он.

Что, будучи послушницей  и девой,

Ребёнка без мужчины зачала.

Небось, всё врут, и бегала налево,

Иначе очень странные дела.

К тому младенцу якобы волхвы

Пришли и принесли дары в подарок,

Ну, это ясно, чистый плод молвы,

Хоть в описаньях жизненен и ярок.

Да, кстати, ещё слух, что Сименон,

Глубокий старец и раввин из храма

Лет триста жил, не умирал упрямо,

Но лишь младенца взял на бремена,

Тот час скончался, но пока не ясно,

Младенца в том заслуга, иль вина.

Не стану обвинять его напрасно.

Да, говорят, какой-то Иоанн,

Похоже, что смутьян, стоит на мели.

Нашел, сектант, спасение в воде.

Пока что безобиден, знает где

Суть истины, невиданной до селе.

Зачем зовёт туда, где нет пока дороги,

Нехоженым путём, сплошною целиной?

Куда его несут мозги, душа и ноги?

Небось, дурной,  слепой или больной.

О чём он всем твердит? Что говорит? Простите,

О том, что все грехи отмоет Иордан.

Кричит: « Я – Иоанн!», покайтесь я – Креститель.

Дождётся, на кресте окажется, болван.

Таких как он полно. Оборваны и строги

Они в пустыне жизнь отшельников ведут,

О будущем твердят – еврейские пророки,

Плоть умерщвляют и мессии ждут.

А кто такой, кого и день, и ночь, он хвалит?

А кто такой кому он расчищает путь?

Тот, кого Дух Святой и Ангелы призвали

Святым огнём крестить души греховной путь?

Он говорит, что грешный недостоин

С Его сандалий пыль стереть рукой,

Что Тот прекрасен, праведен и строен,

Что Он как мы и всё же не такой…

Да, мало ли  чего твердят в народе.

Темны, бедны, забиты и глупы.

Докладываю всё, но не престало вроде,

Нам верить измышлениям толпы.

 

II

 

РАССКАЗ РИМСКОГО ЛЕГИОНЕРА

СЕСТРЕ КЛАВДИИ

 

Что Клавдия? Соскучилась сестрёнка?

Увидеться не чаял я уже.

Быть воином – плохая работёнка,

Уйдёшь босым, вернёшься неглиже.

Если вернёшься.  В этой Иудее

Зарезать могут запросто. На раз.

Пыль, грязь, жара…

Насквозь весь пропотеешь,

Пока прохлады ждёшь в вечерний час.

Народ тупой, одни фанаты веры.

Всё чересчур. Ни в чём не знают меры…

Но нам то что. Знай, делай, что прикажут.

А закобенишься, так тотчас же накажут.

Хотя приказы странные порой.

С центурионом как-то, за горой

Нам приказали охранять могилу,

Верней пещеру или же чертог,

Где возлежал, представь, распятый Бог,

Верней, их еретик, которого распяли,

А мы стояли, сторожили вход.

Чтоб тело из пещеры не украли.

Ты б видела. Ну, просто ухохот

Там камень был привален вместо двери,

Чтоб разом тело не погрызли звери.

Так этот камень, трое молодцов

Пытались сдвинуть, взялись с трёх концов

И, как гранат их покраснели лица,

А камень не изволил шевелиться.

Так вот, центурион принял на грудь,

Чтоб на посту случайно не заснуть.

Сидел себе и тихо напевал,

Как вдруг такое, сразу наповал:

Два призрака, белее облаков

И с крыльями огромными с боков,

Словно пушинку камень отвалили.

Зашли в пещеру и заговорили.

Мы слышали лишь тихий, ровный гул.

Хотел я, было крикнуть: «Караул!»,

Как света столп, пронзая склон горы

Пробил над нами будто две дыры

Светящихся, средь черноты небес,

Вдруг вспыхнул контур, а потом исчез.

– Ни слова, никому, – сказал центурион.

– Привалим камень и загладим склон.

Когда бы, кто б и чтоб об этом ни узнал,

Нам с вами светит римский трибунал.

Кто нам поверит? Правду им скажи!

И ясно – эта правда, хуже лжи.

Объявят, будто мы сошли с ума,

А там тюрьма, ну а потом сума.

Так знай, сестрёнка, я хоть сам там был,

Но ничего тебе не говорил!

 

III

 

МОНОЛОГ МОГИЛЬЩИКА
ПОНТИЯ  ПИЛАТА

 

Клянусь Юпитером, глупей не знаю доли,

Чем главным быть над теми, кто в неволе.

Всесильным прокуратором тех мест,

Где ненавидят все тебя окрест.

Израиль, Иудея, Самария.

Предупреждали, знали, говорили…

Нет, он, из всех утех, любил лишь власть

И получил… Навластвовался всласть…

Понтийский всадник с золотым копьём,

Друг Цезаря, с ним часто пил вдвоём.

Врагов Империи он распинал без счёту.

Разгневал небеса, превысил квоту.

Принёс бы в жертву голубя богине,

Глядишь, ан жил бы в Риме и доныне.

Совсем чужой страны обычай был,

Когда он руки пред толпой омыл.

А толку что? Когда его ладони

Пометил,  привезённый из тех мест,

Кровавый и не излечимый крест.

Шарахались от тех ладоней кони.

Забросил всё, был мрачен и уныл,

И сам себя, в конце концов, сгубил.

Теперь его земля не принимает.

Сенат и тот никак не понимает,

Что происходит? Наломали дров.

Едва гроб в Тибр с Пилатом опустили,

Дожди, как из ведра, так долго лили,

Что вышел бедный Тибр из берегов!

Всё затопило:  термы и дворцы,

Мне поручили римские Отцы-

Сенаторы, чтоб я, простой легат,

Проконсулом вошёл в Большой Сенат,

Лишь для того, чтоб волею Сената

Хоть как-нибудь похоронить Пилата.

Шесть раз мы зарывали гроб, топили,

Напрасными усилья наши были.

От череды несчастий всё темнело,

Земля не принимала его тело.

Свинцовый гроб я заказал в Милане.

В предгорьях Альп, весною, утром ранним,

Мы затопили гроб, и в озере тогда

В кровавый цвет окрасилась вода…

Вот так я чудом избежал ареста

За саботаж ужасных похорон,

И навсегда запомнил это место:

Пилата, наконец, принял Харон,

И перевёз убийцу через Лету,

А местные, немного ближе к лету,

От мест  захоронения удрали,

А гору ту « Пилатосом» назвали,

Где озеро, и « Проклятой Землёй».

И до сих пор рассказывают сказки,

Что там нельзя быть рядом без опаски,

Где гроб на дне, и где волшебник злой.

Эх, что за жизнь? Один неверный шаг

И вот ты всему миру злейший враг.

 

IV

 

МОНОЛОГ ЧЛЕНА СЕНЕДРИОНА

НИКОДИМА О ПОНТИИ ПИЛАТЕ

 

«Вершитель судеб, демон Иудеи» – 

Пустых голов нелепые идеи.

Я ведаю, я чувствую,  кто ты,

Любитель несказанной  чистоты.

Печальный интриган, рождённый трусом,

С плохою репутацией и  вкусом.

О, звуки нежные, они опять слышны,

То  Иордан, а в нём  вода крещенья.

Ты руки ей омыл, в надежде на прощенье,

Когда Христа невинного губил?

«В пылу страстей судите беспристрастно»

 – Не так ли вас учил Аристофан.

Комедиант тебя учил напрасно,

Ты ничего не выучил, профан.

Кто пред тобой стоял? Спаситель мира,

Иль проповедник нищий и босой?

Но точно не смутьян и не задира,

И не поклонник девушки с косой.

На цезаря готовя покушенье,

Ты видел в нём своих проблем решенье.

Но точно также главный раввинат,

В нём видел, и мечтать о том не смея,

Израиля спасенье, Иудеи,

А римской власти гибель и закат.

О! Как он вас подвёл, любители всевластья,

Когда, вдруг, в довершении всего

Спокойно отказался от участья,

Сказав, что не  от мира власть его.

Он оказался слишком независим,

Опасен вам, народу ненавистен.

Как? Мертвых воскрешать, вселяя страх,

И не желать повергнуть римлян в прах.

Эх, глупая толпа, безмозглые бараны.

Вам только посули, вам только подмигни.

Готовы вы кричать ему: « Осанна!»

А через пару дней: « Распни его, распни!»

Ох, зря ликуешь ты бандит прощенный,

Что Он, невинный, за тебя – на крест.

Вот тьма от тьмы сожженных миллионов

Затменьем расползается окрест.

Душа черна, что руки мыть напрасно.

Они решили, так тому и быть.

Вам ясно всё. Мне ничего не ясно.

И всё простить, не значит позабыть.

 

V

 

МОНОЛОГ СЛЕПОГО,

ПРОЗРЕВШЕГО ПО ХРИСТОВОЙ МИЛОСТИ

 

Во тьме рождённый, видящий лишь тьму,

Живущий то на звук, а то на ощупь,

Вот  сострадатель горю моему…

Друг по несчастью, если молвить проще.

Его я не забыл, не разлюбил.

Расцвет так помнит о прошедшей ночи.

Он слеп доныне. Я когда-то был.

Когда? Считай всегда, до той поры,

Как шум толпы в тени у синагоги,

Заставил распрямиться мои ноги,

Направить наугад свои стопы.

Я помню, как мой юный поводырь

Мне рассказал, что чудеса бывают,

Убогие вкус к жизни обретают,

И всё по слову, что сказал Иисус .

Я шел, как завороженный навстречу

Столпу-столбу из нежного тепла,

Не зная, что скажу и что отвечу.

Я шел, пока душа не замерла.

И подойдя, упал я на колени

В конце такого странного пути

И, вместо просьб, молений, откровений,

Потерянно я выдохнул: « Прости!».

Тут два луча, прямых и раскалённых,

Вошли , как в масло, в пустоту глазниц,

И я услышал голос потаённый:

– Не смей вставать и оставайся ниц.

Со скрежетом во мне перевернулась

Ось страха, что жила в моей судьбе

И благодатной радостью вернулась:

– Грехи твои прощаются тебе.

Что было дальше? Да, что было  дальше

Поверьте, не забуду я вовек.

Открыл я веки, не было их раньше,

Передо мной в хитоне человек,

И небосвода синева литая,

И облака, плывущие вдали,

И зелени кустов листва густая,

И тёплое дыхание земли.

И я прозрел, и залечились раны,

И прошлое стряхнул я, словно пыль,

И возопил: « Грядущему осанна!

Вот твой мессия! Слышишь, Израиль!».

 

VI

 

МОНОЛОГ  ПЕРВОГО АНГЕЛА

СВИДЕТЕЛЯ  БЛАГОЙ  ВЕСТИ

 

Два оборванца на пороге храма

Провалами глазниц молили о слезах.

Навеса перекошенная рама,

Разбитого крыла живая драма,

Маячила  с мечтой о небесах.

Пылинки на конце луча парили.

Легионер шел пьяный вдоль двора.

Полог жары висел над Самарией

Шестые сутки, с самого утра.

К колодцу шла с кувшинами Мария,

Послушница вчера, Иосифа жена.

Между собой торговки говорили,

Что, хоть стройна, но больно уж юна.

Тут белоснежный голубь прямо с крыши

Спланировал на край её плеча.

Он ворковал о чём-то еле слышно,

Потом взлетел обратно, клекоча.

Мария покраснела , взор потупив,

Как будто была чем-то смущена.

Как  будто в чём-то странном и преступном

Её душа была уличена.

Как разобрать, что хорошо, что плохо,

Когда пришло начало всех начал.

Так наступала новая эпоха,

Но этого никто не замечал.

О, как нежданно время повернулось,

И падших братьев завершился пир,

И весть благая в  этот  мир  вернулась

И  вновь  взалкал спасенья этот мир.

 

VII

                              ​​

МОНОЛОГ ВТОРОГО АНГЕЛА
СВИДЕТЕЛЯ БЛАГОЙ ВЕСТИ

 

Ослик шёл, нагруженный мешками,

С прутиком за ним малыш бежал.

У крыльца старик, присев на камень,

В кулаке полсестрия держал.

Вдруг, как будто в мареве сгорая,

Встал пред нею абрис белых крыл

И она сказала: «Адонаи»,

Когда ангел с ней заговорил.

– Ты, Мария, среди жён блаженна,

Сущего услышь небесный глас,

Только ты чиста и совершенна,

Только от тебя родится Спас.

Так без лишней помпы и оваций,

И без криков: « Браво, Ваша честь!»,

Начала вся жизнь кругом меняться,

Ибо в мир пришла Благая Весть.

 

VIII

 

РАЗГОВОР ДУШИ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ
С СОБСТВЕННОЙ ОТРУБЛЕННОЙ ГОЛОВОЙ,

ЛЕЖАЩЕЙ НА БЛЮДЕ

 

 – По воле глупой танцовщицы

Лежать на блюде твой удел,

А я  лечу свободной птицей.

Забрать лукавый не посмел

Весь мой простор в свои границы.

Крещения я раньше ждал,

Но  ныне жду я воскрешения,

Того, кто аду есть отмщение,

Того, кто смертью смерть попрал.

Прости меня, не уберёг

Размах кудрей и взор орлиный

И твои ранние седины

Палач безжалостный отсёк.

Глупцы, что ждали смерть мою,

В руках врага марионетки,

Погрязли в похоти их предки,

А я перед тобой стою

И говорю: « Ты претерпи.

Мучения не бесконечны

И мы воскреснем к жизни вечной,

Что есть великий дар любви».

– Прощай, целую лоб твой хладный,

А мне пора на небеса,

Чей свет блаженный, свет громадный

Уже слепит мои глаза.

 

IX

 

ДИАЛОГИ ЧЛЕНОВ СЕНЕДРИОНА
ИОСИФА АРИМАФЕЙСКОГО И НИКОДИМА:

в ночь перед казнью Спасителя в доме Иосифа

 

ИОСИФ       

               Единый Бог  в завете Авраама,

                  Чтоб стал он мужем женщины земной?

                  Душа болит от ереси такой

                  И сын единородный — это драма.

                  Признать его, приняв все чудеса,

                  Или распять, закрыв на всё глаза?

                  Ужели Каиафа выбрал зло?

                  От ненависти бедного трясло.

                  Но чувствует душа,  прав Иисус.

                  Мессия он — вот я чего боюсь.

 

НИКОДИМ    

                Одно и тоже ты твердишь опять,

                   А сам не стал мешать Синедриону

                   Из терниев вручить Христу корону

                   И порешить невинного распять.

                   Кричали все: « Он — враг, он — враг Сиону!

                   Он отбирает нашу благодать!».

ИОСИФ          

             Мы оба исповедовали тайно,

                    Но только я с ним ночью говорил.

                    Явление Христа необычайно.

                    Сказал бы Ангел, но не видно крыл.

НИКОДИМ

                   Он мне напомнил то, что Моисеем

                    В пустыне вознесён был медный Змей

                    Тот в ком сомнения был яд посеян,

                    Был светом поражен от тех лучей,

                    Что исходили из змеиных глаз…

                    Мне кажется, что Змей глядит на нас.

 

ИОСИФ

               Змей змеем, ну а он то тут причём?

                    Кого способен он убить лучом?

 

НИКОДИМ

               Но говорят, что упадёт проклятье,

                  На тех, кто возведёт его распятье.

             Жизнь вечная даруется тому,

                  Кто веруя, поклонится ему.

 

ИОСИФ

                Ты говоришь, а в сердце моём страх.

                   Как вышло так, что наш Господь нам враг?

 

НИКОДИМ

            До  лучших дней свой пыл побереги.

                   Он милостлив, а мы себе враги.

                   Бог, иль не Бог, но сделай одолженье

                   И прояви к Исусу уважанье,

                   Что он мессия и что он пророк

                   Ты сам мне говорил и видеть мог..

                   Отдай ему свой гроб, возьмись за дело

                   И у Пилата попытайся взять,

                   Хотя бы разрешение снять тело.

                   Да, снять с креста, омыть и спеленать,

                   А я возьму у сотника арбу

                   И съезжу на базар  за миртом и елеем,

                   Чтобы омыть покойника в гробу,

                   А то мы все клянём свою судьбу,

                   Живых не любим, мёртвых не жалеем.

 

ИОСИФ            

                    А что, пожалуй, Никодим,

                    Пилат мне много раз

                    В своей приязни клялся

                    И говорил, что с Римом он растался,

                    Но  в Иудее, здесь, он мне, как брат.  

 

НИКОДИМ

                    Он – трус и гад. Чего он испугался?

                    Какой-то Каиафа взбунтовался,

                    Но будет теперь праведник распят.        

 

X

 

В НОЧЬ ПОСЛЕ КАЗНИ СПАСИТЕЛЯ

В ДОМЕ НИКОДИМА

 

ИОСИФ

 

                    Вторую ночь я не могу уснуть.

             Он говорил, что Он и смысл , и путь.

             Так в чём же смысл, раз нет его в живых?

              Где путь того, кто навсегда затих?

              Вот чаша на столе, в ней кровь Его,

              Когда б обычным было естество,

              Она б давно свернулась и застыла…

              Всю ночь та кровь светилась и бурлила.

 

НИКОДИМ

 

              Смотрю я на неё, глазам своим не верю.

              Рассказывал мне Петр про тайную вечерю.

              Там Назарей друзьям вино  налил.

              – Вот кровь моя , - при этом говорил,

              – Что я пролью за ваше воскресение.

              Она  залогом вашего спасения.

 

ИОСИФ

 

               Да! Кровь – вино, а плотью будет хлеб,

               А домом был ему, когда родился, хлев.

 

НИКОДИМ

 

                Хлеб и вино изменит Дух Святой.

                Ты усомнился? Не спеши. Постой.

                С тобой нам не понятны, до поры,

                Его судьбы священные дары.

 

ИОСИФ

 

                О чём тут говорить? Ведь неспроста

                Один я оказался у креста.

                Где были все Апостолы? Куда

                Ученики  попрятались от страха?

                Им помогла священная вода

                Крещения? Их испугала плаха.

                А если честно, мне друзья не врут,

                Боюсь,  нас на рассвете заберут.

                Куда? Туда в тюрьму Синедриона.

                И как Его убьют, замучают, распнут.

                Да, мы иначе чтим закон Сиона.

 

НИКОДИМ

 

               Стыдись Иосиф, как ты думать мог,

               Что в трудный час тебя оставит Бог.

               Он может то, что нам и не приснится,

               Он нас похитит из любой темницы.

 

ИОСИФ

 

               А если нет?

 

НИКОДИМ

 

               А если нет, ну что ж,

               Ты за него тогда на смерть пойдёшь.

               И, как и Он, врагам моля прощенье,

               Заплатишь своей жизнью за спасенье.

 

ИОСИФ

 

              Он отдал жизнь за нас и в тот же час

                Страдания Его и благородство

                Затмили все грехи и все  уродства

                И мукою своею он нас спас!

Источник: Пекелис М. А. (Михаил Пластов). Иерусалимские списки: Исторические фантазии на Евангельские сюжеты // Философская школа. 2017, №1. . 73-83.